Краткое содержание романа «Прокляты и убиты»: Часть 1 (В.П. Астафьев)

Книги военного времени дают нам, современным читателям, наиболее точное представление о том, что происходило на фронте. Если фильмы неизбежно идеализируют борьбу, показывают «красиво», то в литературе у авторов остается чуть больше независимости и честности. Роман В.П. Астафьева «Прокляты и убиты» в сокращении поможет Вам лучше понять прошлое и не допустить его повторения в будущем. Все главы для удобства имеют свои названия, кратко отражающие суть. Приятного просвещения!

Глава 1: Жизнь новобранцев

Поезд, промчавшийся уже десятки километров и последний раз загудевший от  усталости, остановился посередине мерзлого леса. Ветви деревьев были покрыты  инеем, хрупкими настолько, что легкое прикосновение превращало их в ненужный валежник. Лес будто источал какой-то тревожный звук, поэтому новобранцы, сидящие в вагонах, пытаясь уловить этот шум. Не сразу эти еще не закаленные в боях солдаты поняли, что этот ледяной мир за окном вовсе не воет, он поет. В непонимании толпа новобранцев вышла из поезда под внимательным надзором и пошагала вглубь соснового бора, где уже расположились другие солдаты. Веселые разговоры между ними смешивались в тот жуткий вой каждый раз, когда они запевали незамысловатую песенку, делились школьными историями или просто травили байки. Но от этого всеобщего гама исходила неизвестность, в самом воздухе чувствовалось напряжение. Шагая по заснеженной земле, солдаты то и дело давили спрятанную под белым мягким укрытием бруснику, смотря на красные пятна, им чудилась кровь врага, и от того шаг был бодрее. 

Солдаты выглядели так, будто идут вовсе не с учений, а с настоящего боя. Их  уверенный шаг, тяжелый груз на несгибаемых спинах, суровый вид лица показывали, что это не неумелые бойцы, а уже лежавшие под огнем танков мужчины. В казарме, находившейся в темном подвале, Алексей все не унимался, продолжал напевать известные всем строки «Вставай на страшный бой». Чувствовалось в этом полное смирение перед своей участью, ведь он всего лишь песчинка в море, один из тысяч, а может и миллионов новобранцев, чьим будущим будет грязь окопов, взрывы гранат и стая пуль, пролетающих над головой. А выжить возможно, только если всем вместе бороться за право ходить на этой земле, только всем строем, каждым вздохом каждого солдата. 

Даже когда Лешку попросили следить за новобранцами и вести ночной караул, он не позволил себе сопротивляться, лишь покорность читалась в каждом его кивке головой. Наказы старшему по казарме давал сержант Яшкин, уже побывавший в боях, награжденный орденом и с завязанной лентой на рукаве, какую дают почетным в карауле особам. Несмотря на боевой опыт, и содержание в госпитале, 

Яшкин готов был в лепешку расшибиться, но побывать еще в сражениях. Когда  сержант грелся на печке, то и дела спрашивая махорку или что-то пожевать, то стали видны его морщины у глаз, напоминавшие больше трещины. Был он мал ростом, худой, с реденькой бородкой и желтой кожей на лице.

Чуть позже Яшкин сделал обход, жизнь в казарме проходила как обычно, кто спал на нарах, кто мысленно готовился к бою или молился, кто весело проигрывал свое добро в карты, оставив при себе только кальсоны. Как кошка, сержант разглядывал молодняк, незаметно появляясь из сумрака. Затхлое пристанище солдат украшала и согревала небольшая печь, запах горелых дров смешивался с хвойными ветками, которые служили и спальными местами. Один из старообрядцев, Коля, поделился едой с Яшкиным, который в свою очередь половину отдал Зеленцову, лежавшему на верхних нарах. Он тут же попросил закурить у самого здорового из староверов, но получил отказ, ему предложил табак Лешка.  

Дежурным за принесенную в подвал воду, дали в награду картошку, которая вскоре оказалась в песке у пылающей печи. На запах печеного картофеля изо всех уголков казармы стеклись новобранцы, даже те, кто спал беспробудным сном. И тут же начались разговоры, кто откуда, где чей дом родной. Они еще не знали, что именно эта связь, то, что они все земляки по сути, будет в скором времени цениться больше всего. 

Коля рассказал, что в их старообрядческой семье 12 детей, а он, здоровая детина  — пятый по счету, и тут же все в казарме начали шутить над ним, но Рындин только  улыбался в ответ. В следующую минуту Коля всех удивил, когда достал из ниоткуда взявшийся мешочек с лекарством от дизентерии, даже Яшкин с интересом уставился на старообрядца. Петьку Мусикова, которому больше всех надо было это снадобье от всех болезней на свете, напоили этим отваром из даров Сибирских лесов. А Коле уступили почетное место возле Яшкина. 

В то время, как Рындин рассказывал о чудесных свойствах своего сбора трав, у  картежников завязалась драка, сержант хотел быстро усмирить бунтовщиков, но на него с ножом пошел самый блатной, весь в наколках: солдат. Но не тут то было,  Яшкин в мгновение вывел бунтаря на улицу, других же выставил просвежиться Зеленцов и Лешка, поднявшие шумиху, быстро после этого присмирели, а старообрядец с восхищением смотрел на своих героев, не испугавшихся блатных.  

Вскоре вся казарма утихла, все разошлись по своим койкам и уснули. Долго ночной караул не продержался, Лешка и Коля тоже клевали носом, а на утро поднялся такой скандал. Половина из припасов новобранцев пропала, Яшкин истошно орал, другие же с видом профессиональных сыщиков искали виновных в воровстве провизии. Но это еще половина беды, у казармы весь снежок был желтым, и даже в самом подвале пахло самой заброшенной конюшней. 

Умывальников тоже след простыл, поэтому сержант приказал мыться снегом, хотя снегом это назвать язык не повернется, везде желтые проталины, песок и земля.  Лешка в поисках чистого белого снега, добежал до сосняка, вдали которого виднелась Обь. И тут же он почувствовал что-то родное, но холод быстро отрезвил его. Ухватив вместе со снегом бруснику, Лешка сразу отправил ее в рот, и побрел обратно, в сторону казармы, где уже собирались новобранцы. 

Начальник казармы начал вести усиленную подготовку солдат, приказал всем  заболевшим отправиться в санитарную часть, обрить всем головы и бороды и набрать провианта в столовой и приступать к заготовке дров, ведь суровые морозы не за горами. 

По пути в столовку бойцы разглядывали этот своеобразный военный городок,  раскинувшийся посреди леса, особенно их внимание привлекла столовка — огромное недостроенное здание величиной в 2, а может быть, и в 3 казармы. Вдалеке виднелся клуб, весь увенчанный плакатами, призывами и лозунгами. Все это вызвало немалое удивление, особенно у старообрядцев, смотревших на все постройки, как на экспонаты. Войдя в столовую, новобранцы вновь ощутили уныние. Взращенные далеко не в парниковых условиях, они узрели строгих  военных, черпающих еду из железных мисок, когда под ногами у них грязь, смешанная еще бог знает с чем. Но несмотря на это, вся толпа ринулась вглубь столовки, желая ухватить хоть немного, ведь впереди у них еще целый день боевой подготовки. 

Во время кормежки новобранцы слушали разговоры тех, кто уже не раз был в бою, и набирались опыта, а после пошли на принудительную стрижку. Один старообрядец до того не хотел расставаться с бородой, что даже заплакал. Весь оставшийся день их гоняли: то в казарму, то вновь на улицу. Уже в казарме прошла политическая беседа, когда капитан Мельников на старой карте начал рассказывать о расстановке сил на фронте. И чем дольше он говорил, тем уверенней звучали его слова, казалось бы, при такой отваге солдат и четкой стратегии, как могли немцы оказаться на Волге, под столицей и Ленинградом? Но все же Мельникову хотелось довериться, забывались все беды и потери. И вдруг раздался такой рокот, будто камнепад пошел, но оказалось, что Коля всего лишь заснул крепким младенческим сном под убаюкивающий голос политотдельца. За это старообрядца заставили стоять до конца собрания, чтобы он усвоил все, что на нем будет оговорено. 

Мельников, хоть и был самым малообразованным из всех политработников, считал своим долгом и даже предназначением поднимать дух патриотизма у солдат. Ему предстояло еще несколько бесед в этот день, пусть он и уставал, но сдавать свои обязанности не собирался. 

Жизнь в казарме шла своим чередом, кто сбивался в стаи, промышляя  карточными играми, обменом провиантом, кто жил по животным законам, оставаясь в уединении. У каждого были обязанности, но не всякий их добросовестно выполнял, Петька так вообще с нар поднимался только по нужде. 

В одну из ночей, всех бойцов вывели из казарм, и те догадались, был отдан приказ  идти на Сталинград, в самый ад. Сначала маршевики отправятся туда, уже потом  новобранцы. В холодном подвале, где спали маршевики, не пускали молодых, их  

выпинывали на мороз, скидывали с нижних нар, но после недолгой борьбы все же  пустили в тепло. Тогда Зеленцов затопил печь, чтобы окончательно не замерзнуть. Все таскали понемногу дров, кто где нашел, что может сгодиться. Так все и заснули.

Утром всех маршевиков отправили на станцию Бердск, а старшине Шпатору доверили подготовку новобранцев. Новая казарма при свете дня ничем не отличилась, разве только она была больше, чтобы целых два взвода солдат могли в ней уместиться, но все так же без излишеств. В это утро и началась настоящая подготовка новобранцев под строгим руководством Шпатора. И все размечтались, что после бани им выдадут новое военное обмундирование, несколько одеял, чтобы теплее и сладостней спалось, будут кормить до отвала, ведь перед Сталинградом надо набраться сил. 

Глава 2: Подготовка к боям за Сталинград

С того дня, как новобранцев перевели во взводы, все ожидали лучшей жизни. Новое обмундирование, о котором они так мечтали, им не выдали, но и голыми не оставили, дали носить уже бывшее в употреблении. Лешке даже повезло, ему досталась командирская гимнастерка, а вот Коле и Булдакову, здоровенным богатырям советской армии, шинели едва доходили до колена, а рукава — до локтей. Булдаков до того разозлился, что одежда ему не по размеру, что зашагал до казармы босиком по снегу, Шпатор отчитал его за такой бунт, но приказал штабистам найти обувь по размеру. Пока оставили этих двоих в казарме — выполнять грязную работу, Булдаков сваливал все на Колю, а тот и рад был добросовестно вести дела, тем и заслужил уважение. 

Лишь выдача настоящего оружия порадовала солдат, да неиссякаемые песни Бабенко во время марша. Жизнь в роте еще не казалось новобранцам такой уж ужасной, теплилась в их сердцах надежда на лучшее, ведь они еще не осознали, что в армии личность теряется, лишается индивидуальности и все смешиваются в единую массу, выполняющую беспрекословно указания. 

Спустя время пришли новые ботинки для Коли и Булдакова, Рындин обрадовался, Булдакову же опять не угодили, проблему решил Мельников, когда силой отправил его на воспитательную беседу. На ней Алексей поведал о себе только с положительной стороны, утаив, что в армию пошел не Родину защищать, а от тюрьмы отмазаться. В моменте Мельникову показалось, что Булдаков и вовсе дурачит его, но Алексей продолжил играть роль и прикинулся душевнобольным. 

Зимнюю столовую открыли 7 ноября, и весь полк в тот день слушал доклад Сталина из столицы. Всем стало жалко вождя, голос его был медленным, он обдумывал каждое слово, ведь понимал, что несет ответственность за всю страну. Сталин говорил о сплоченности народа в тяжелое время войны, захватах немецких разбойников, героических усилиях простых солдат. Вождь не обошел стороной и промахи советской армии, поэтому солдаты, слушавшие его, верили и подписывались под каждым словом. Коле до того стало жаль Сталина, что он даже прослезился, на что Мельников отчитал его. 

Роты разошлись по казармам, маршируя, их настроение было боевым, и казалось, они всех сумеют победить, выгнать захватчиков и не дать им увести народ в рабство. Но на следующий день, такой настрой духа у солдат пропал, так как утро началось с  закаливания тела снегом. Тех, кто пытался симулировать, валили на землю и  укрывали белым покрывалом целиком, чтобы не повадно было. В столовке, когда Зеленцов и двое дежурных раздавали пайки, солдаты заметили явный недовес, Шпатор сказал, что больше не позволит посягать на солдатский провиант, и дал провинившимся наряд вне очереди. 

Спустя несколько недель состоялось распределение солдат на специальные роты, Зеленцов пошел в минометчики, Колю хотели в бронебойщики взять, но испугались его веры в Бога, а вот Булдаков опять устроил скандал, никуда его не могли взять, везде и своих пройдох хватает, он только и делал, что читал газеты таким же симулянтам, как и он. И даже собрал вокруг себя парочку бунтарей, которые так и норовили нарушить солдатский устав и сказать что-то язвительное про советскую армию. Надоело это Шпатору, поэтому он решил угодить Булдакову, новое обмундирование ему из Новосибирска выслать, вот тут он уже не отвертится от работы. И все же симулянт не сдавался, изображал припадки, искал причины уклониться от строевых учений, но Шпатора просто так не возьмешь.  

Повадился Булдаков и заброшенные огороды разорять, один из лейтенантов назначил его своим дежурным, чтобы под присмотром держать. И все же, надо отдать должное Булдакову, каким бы он негодяем ни был, а организаторские способности у него на высшем уровне. Сам ничего не делает, только других умасливает, чтобы выполнили работу и за него. 

Глава 3: Пополнение в части

Наступила лютая сибирская зима, солдаты пытались хоть как-то согреться, бросая в печь все, что под рукой окажется. Прекратились так же умывания снегом, так как ночью в казарме раздавался такой гул от кашля новобранцев. Больных и немощных жестоко сваливали с верхних нар, если те забирались туда, на них вымещали злость все, у кого рука поднималась. Чтобы в армии вошь или болячка какая не развелась, после бани солдат мазали рыжей дурно пахнущей мазью, которую бывало и смыть нельзя, если в бане горячей воды нет. Даже Шпатор ругался, а вот обессиленные солдаты уже не противились. 

Старшина после купаний в промерзшей бане получал доклад от дежурных, и каждый раз радостно говорил, что на еде один день прожит, и на том спасибо. Чего только солдаты ни придумали для того, чтобы выжить, всю смекалку свою применили, чтобы понять, как лучше сворованную картошку запекать. И пусть та не давала чувство насыщения, но Булдаков придумал байку, чтобы объяснить это. Мол, у русских кишки длиннее, вот и еды надобно побольше. 

В первую роту привезли пополнение — картавый полуармянин Ашот Васконян и  полуеврей Боярчик. Первому с самого начала пришлось не сладко: сорвал урок у  Мельникова, сослуживцы затыкали его кулаками на учениях. И пускай Ашот  происходил из семьи интеллигентов, его отец был редактором одной из газет и имел возможность отмазать сына от судьбы солдата, новобранец сам пошел отдавать долг Родине. Некоторых сослуживцев Ашот раздражал настолько, что те не позволяли ему съесть хлеб раньше, чем будет дана похлебка. Высшие чины тоже недолюбливали его из-за излишнего ума, но и сам Васконян не стремился его скрывать, даже наоборот, но поняв, что все новобранцы с самого детства не жили, а выживали, перестал так рьяно вступать с ними в конфликт. К тому же Булдаков и его компания взяли под свое крыло Ашота, не давали его обижать. Особыми боевыми навыками Васконян не отличался, но будучи тем еще грамотеем, завоевал уважение, по вечерам пересказывая солдатам сюжеты прочитанных романов и рассказов. Как малые дети, эти неотесанные армейцы  слушали о прекрасных дамах, отважных героев и подлых злодеев, даже суровый  Шпатор не делал ему замечания о нарушении военного распорядка. Особенно  удивило старшину то, что Васконян не пишет ответных писем домой, а так дело не  пойдет, поэтому взяв его к себе на поруки, Шпатор отвел Ашота в каптерку, где тот  писал под диктовку весточку в родной дом. 

Глава 4: Проверка генералов

Новое пополнение из теплого Казахстана в Сибирские полки прибыли уже в декабре. Оголодавшие, в летнем обмундировании, степняки были в ужасе, когда узнали, что содержать их будут в этом холодном и диком крае. Полковник Азатьян, которому было поручено принять новобранцев, схватился за голову, когда увидел, в каком они состоянии. Чтобы не дать замерзнуть прибывшим в лютый мороз, солдаты отыскали одежонку, в которой сами приехали в полк, казахи радовались этим тряпкам, как дети леденцу. 

Главой казахской своры был Талгат — могучий и здоровый монгольский богатырь, говоривший медленно и не смотревший в глаза собеседникам. 

Первой и второй роте было дано задание: вытащить леса из ледяных оков на реке  Обь. Привыкшие к лесной работе, они охотно принялись за дело под строгим  присмотром Яшкина и Щуся. Недалеко от берега находилась заброшенная землянка, которую тут же занял Булдаков, промочивший ноги. Он начал рассказывать очередные небылицы, но и сам свой рассказ не слушал, больше думал, чем тут можно поживиться. Собрав денег с «мелких сошек», он отправился на рынок, откуда принес ведро картошки, но на всю роту этого было мало, поэтому на утро в землянке было еды столько, что накормить можно было всех. Но все хорошее не вечно, обнаружив пропажу своих припасов, местные жители собрались наказать воров, да только пристрелили не тех, убиенный был беглым арестантом. 

Щусь просто так не оставил это дело, потому как симулянтов и лентяев развелось больше обычного на работах. На пост надзирателя пришел Яшкин с палкой, и молодцы вновь взялись за дело, не желая получить по хребту. Успокаивал и приободрил всех Коля, говоря, что через муки можно познать божью благодать, и хоть слушать эту проповедь было тяжело, а все слушали, хотелось на Бога надеяться, а не Яшкина страшиться. Лес поражал своей тишиной, даже птицы не летали, казалось, что все умерло в этом мерзлом месте, и только мысль о скорых рождественских праздниках  откликалась воспоминаниями о доме в головах солдат. Вдруг из ниоткуда перед  солдатами появился генерал в обмундировании, будто только с парада. От этого вида все новобранцы затаили дыхание, и тут же все подняли головы из землянок,  скатывались по заснеженному берегу, чтобы только поглядеть на это диво.  

Генерал скомандовал умыться, и вся рота пулей промчалась к воде, в которой они  увидели свои чумазые лица. Увидев, что один из бойцов сжимает в руке мерзлый капустный лист, генерал попросил его бросить эту дрянь, ведь так он может застудить желудок, а армейского пайка хватает, чтобы не есть все, что под руку попалось. Но тут же на этот зеленый ошметок уставились десятки голодных глаз, и генерал все понял. 

Вся рота побежала в сторону казарм по приказу высшего чина, солдаты еще не  ведали, что значит отступать, но вели себя уже как на боевом фронте. В столовой они встретили еще одного генерала, совсем не похожего на первого. Второй генерал больше напоминал человеческую тень, был худ и мрачен, ходил между столами, пристально изучая новобранцев, и вскоре скрылся от глаз. Ходил слух, что эти два высокопоставленных лица проверяли условия содержания солдат, которых вскоре раскидывают по горячим точкам по всей стране. Но никаких улучшений в армейской жизни не произошло после визита генералов. А это означало, что страна была не в силах подготовить этих молодых ребят к тем ужасам, которые их ждут. Сталин врал, когда говорил о  сплоченности тыла, скором перевесе сил в пользу советской армии. 

Если и была положительные изменения в жизни страны в военное время, то происходили они совсем не запланировано, скорее неожиданно и вынужденно. 

Приезд генералов только подчеркнул разгильдяйство и безответственность в  армейской жизни, ведь напуганные солдаты начали вычищать свои казармы, уже  пропахшие всякими зловониями человеческих отходов. А еда в столовке портилась с каждым днем, мясо заменялась на химикаты, и вот уже простой суп и 

похлебка превратилась в непонятную химическую жижу. 

Глава 5: История Щуся

В одно утро лейтенант Пшенный приказал всем выйти из казарм, даже тем, кто едва мог ходить, как солдат Попцов, лежавший все время на нарах без признаков жизни. Всех отравили на марш, только Васконяна, Рындина и Булдакова отстранили от занятий, нарушают они, видите ли, порядок.  

У каждого солдата маршевой шаг был свой, кто-то подражал генералам, держа шаг и тем ровным, другие, бывалые вояки, поначалу ногами шевелили в такт, но вскоре сбивались, остальные же то как надо, то никак вообще. И по этим повадкам можно было отчетливо понять, какой человек идет, подхалим, лентяй или работяга.  

Вдруг Попцов во время бега упал, надзиратель и блюститель порядка Яшкин  набросился на него, начал лупить беднягу, пока тот не сделал свой последний вздох. Тело больного обмякло, обнажило все свое уродство и перестало содрогаться от ударов. Вокруг этой страшной картины сомкнулось кольцо из новобранцев, впервые увидевших смерть. И тут же полчище солдат кинулось на  убийцу, Рындин с богатырской силой пытался спасти их от греха, но озлобленных мальчишек было больше. Щусь, до этого стоявший в немом ужасе в стороне, кинулся остановить эту свору, и у него получилось, бойцы застыли, глядя на него. Старший по званию и ответственный за учения Пшенный напоминал холодную статую, он не вымолвил ни слова, наблюдая за происходящим. Щусь, хоть и был меньше чином, скомандовал ему правдиво доложить о смерти Попцова начальству. Остальным же было приказано возвращаться. 

Всю последующую ночь Щусь не сомкнул глаз. Он не любил разбираться ни в своей, ни в чужой жизни, полагая, что все в мире устроено просто, он — человек, гражданин, солдат, поэтому его земной путь понятен и не тернист. Младший лейтенант был согласен даже с тем, что когда его записывали в армейские списки, указали неверное имя, фамилию, даже отчество. Его звали Платонов Платон Сергеевич, но это одна из многих бюрократических ошибок. Щусь немного помнил из детства, только то, что семью его сослали, родители умерли уже в неволе, а из родных осталась только тетя, и то монахиня, которая замаливает грехи своего казачьего рода. Его еще ребенком разлучили с этой всепрощающей женщиной, когда их семью отправили на переселение, тетка договорилась, чтобы маленького Платошу не оставили в этом безжизненном краю. С тех пор Щусь никогда не видел родственницу, дальше его укрыли в Тобольске — в семье бездетных интеллигентов Щусевых. Вскоре их всех в  революционные годы отправили в Сибирь, где отец семейства наставлял Алексея на  военный путь, понимая, что это убережет его. 

Дальше, уже в солдатском училище курсант понял, что беспрекословное подчинение и жизнь по уставу — залог успеха и всеобщей любви. Щусь вспомнил, как первый раз оказался в военной мясорубке, это было на озере Хасан, где советская армия схлестнулась с японцами. Алексей выдумал, как подобраться ближе к противникам, разделившись на две группы, одна — отвлекает, другая — нападает сбоку. Однако во время боя он получил ранение и очнулся уже в лечебнице, где узнал, что сопки они все-таки не взяли из-за беспорядка в армии и плохой связи, а дипломаты продолжали бороться за территорию уже за столом переговоров. 

Пшенного отстранили от руководства первой роты, курсантов же вызывали в особый отдел полка к старшему лейтенанту Скорику, учившемуся когда-то вместе с Щусем. Скорика мало кто любил, в боях не закален, а больше времени он уделял  развлечениям под вино с девушками. Но Щусь никому спуску не давал, он помыкал и  теми, кто был старше его по званию, показывая новобранцем, что и высшие чины  бывают не такими уж героями. За это Алексея уважали новобранцы и держало на  особом счету руководство. Щусь и сам давал им поводы недолюбливать себя,  напивался и в таком виде являлся в штаб, угрожая, что если его тут же не отправят на фронт, всех засидевшихся в землянках он загоняет. Но все же Азатьян понимал этого бунтаря, поэтому и под своим крылом держал. 

Глава 6: Голодные и измученные солдаты

Голодных и больных доходяг среди солдат развелось столько, что многие из них  начали лазить по помойкам. Даже казахи во главе с их богатырем Талгатом не брезговали пожевать кусок свинины, если была возможность, потому как скудное питание так и осталось, несмотря на проверку. Дисциплина в армии оставляла желать  лучшего, оголодавшие и вымотанные бойцы все реже появлялись на учениях, да и  вообще редко выходили на улицу в лютый сибирский мороз. Как их не пытались выпинывать, они дрались и сопротивлялись дежурным. И все же дневальным с горем пополам удавалось поднять новобранцев, тогда они выстраивались и отправлялись в столовку за очередной порцией химического варева. 

Заболевших или, как их называли, «поповцев» Шпатор лично проверял, кого в строй возвращал, кого в казарму — на нары. И каждый раз старшина приговаривал о вреде симулянтов для Красной Армии, и тогда особо совестливые выходили из строя и признавались, что ничего из обмундирования на самом деле не теряли, что делали вид, будто мучает их зараза. И Шпатор великодушно прощал их, подчеркивая, что это в последний раз. 

Наказания для симулянтов придумала вся рота, единогласно они отправляли солдат, нарочно портящих армейское имущество, на уборку отхожего места. За время службы Коля, как и большинство солдат, упал умом. Такой образ жизни учит подчиняться и выполнять все указания без лишних вопросов. Никакие беседы не оказывали на него влияния, словно безжизненная тень, он лишь смотрел вдаль, шепотом причитая о Господе, но никто его не понимал. Жизнь этих бравых служивцев, защитников Отечества, больше походила на арестантскую, по ночам они грезили о еде, просили Ашота рассказать о тех прелестях жизни, которые им и до войны были незнакомы. Рындин плакал по ночам, всхлипы доносились со стороны его нар, и тогда Васконян успокаивал этого старообрядческого богатыря.  

Яшкин на учениях собирал вокруг себя больных бойцов, всех тех, кому не было  прописано на нарах отлеживаться. Вместе они досконально изучали отечественную винтовку, несмотря на то, что и в школе, и в училищах солдаты заучивали каждый изгиб автомата, сейчас мало кто мог собрать и разобрать его. Но Яшкин не позволял себе выплеснуть гнев, как это было с Поповцем, поэтому спокойно проговаривал все основные элементы оружия. 

После таких выматывающих занятий, на которых командир говорил часами одно и то же,  Яшкин пил отвар для печени, и ложился за печь, где восстанавливался силами, и  вновь брался за дело. Он уже имел дело с больными, обезумевшими от голода  людьми, пусть он был на поле битвы, но настоящего сражения не видел. Застал  только сумасшествие под Смоленском, когда само слово «отступление» вводило в  панику. В этой мясорубке расчеловечивания человека Яшкин был ранен и очнулся уже в повозке, где его перевязывала санитарка. В голове его смешались огонь, крики людей, взрывы. Дальше он увидел сцену, где один из немцев отдает двум сестрам милосердия немного скудного провианта, казалось бы, враг, но все же понимает, что другой народ тоже страдает от этой жестокой войны. Яшкин не знал, что случилось  после, но было у него четкое ощущение, что скоро он опять отправится в это адское пекло, где все твои нужды и гражданские дела минувших дней забываются, где нет ни секунды подумать о том, как сильно болит желудок и колит бок. 

Глава 7: Война с кухней

Размеренную унылую жизнь Сибирского полка прервала целая цепь удивительных происшествий, первым из которых стал приезд командующего всего военного округа. Он влетел в столовку во время обеда, вынул свою личную ложку из сапога и принялся пробовать ту похлебку, которую скудно наваливали солдатам. Командующий отведал прямо из таза эту жижу и убедительно кивнул. Увидев, как дежурные собственными ладонями закрывают места, где у кастрюль должны были быть ручки, он оценил стойкость и выдержку солдат, не желающих проронить ни капли этой скудной еды. 

Тут же командующий попросил к себе старшего по кухне, но разговор был недолгий. Повар сказанул лишнего и получил железным ведром прямо по голове, чтобы остальные кухонные тушканчики знали, что будет, если обворовывать армейцев.

После генерал вышел в центр столовки и пообещал, что все безобразия в жизни  солдат будут упразднены, но новобранцы разочаровались, они ожидали больших  нагоняев от главного. Но повара обиды не забыли, поэтому из-за грубости генерала и дразнилок от бойцов перестали давать добавку, а все остатки выкидывали свиньям на корм. Руководство же ввело талоны на питание, если же были сомнения по поводу точности веса похлебки, то всех отправляли взверишать на контрольных весах, и о чудо, всегда было ровно как на бумаге написано, повара явно подкрутили весы. Но война с кухней была недолгой и бесполезной, поэтому солдаты быстро сдались, но и повара порядок навели, хоть прибирать в столовке начали, отменили чистку картошки, от которой свиньям уходила добрая половина. Из-за последнего суп был мутнее обычного, и не учел генерал, что не чищенный картофель, как его не мой, все равно с крупицами земли бросают в кастрюлю, от того суп мутнеет и становится главной угрозой заболеть дизентерией. Поэтому Шпатор предупреждал не есть в супе картошку, не ленится вытащить ее и почистить самим. 

Петька Мусиков, рожденный нежданно-негаданно в семье, где был пятым ребенком, отличался наглостью, ловкостью и умением переспорить самого черта. Родная мать желала ему смерти, полагая, что нигде он не состоится в жизни, а кормить лишний рот дорого обходится родителям. Отец Мусикова был гневливым блатным уголовником, дома бывал разве что как гость, от отсидки до отсидки. С подросткового возраста начал Петька приобщаться ко всем зависимостям, пробовал курить, пить водку, с девчонками гулять, и так бы все и осталось, не будь на пороге война. 

Никому, кроме Шпатора, Мусиков не подчинялся, привыкший к битью с  малолетства, он спокойно претерпевал все удары от дежурных и дневальных, когда надо было вставать на учения. Уважал он только Булдакова за находчивость и Рындина за доброту. Если же кто не доносил паек в казарму к Петьке, то Мусиков учинял такой скандал, что старшина велел мчаться на кухню и за счет своего завтрака кормить этого проходимца, лишь бы его успокоить. 

Глава 8: История Феликса Боярцева

На доске объявлений у клуба была вывешена новость о суде над Зеленцовым,  который пройдет 20 декабря. Новобранцы гадали, что мог сотворить этот проходимец, но никто даже не думал, что дело началось с художника Феликса  Боярского. 

Феликс родился у отпетой патриотки Степаниды или в простонародье Степы, знавшей наизусть почти все патриотические стихи и лозунги, значение которых не всегда она понимала. От отца ему досталась только фамилия. Мать Боярцева никогда не занималась сыном, он был для нее словно растение, в уходе неприхотлив и делам ее в Доме Культуры не мешал. Рос мальчик на попечении пьяных артистов и музыкантов, от которых за несколько метров разило алкоголем. Там же Феля приобрел неприязнь к запаху горячительного и тягу к искусству, больше всего ему нравилось рисовать. Отца Боярцева очень скоро посадили, никто не знал, за что: за нелюбовь к советской  культуре, длинный язык или за излишнюю слабость к женщинам. Степу же вызвали на допрос, но поняв, что это гиблое дело, сослали ее в лесное промышленное хозяйство вместе с сыном. В бараках они жили вместе с осужденными семейными дамами, на которых тут же был сброшен Феля. Больше всего о нем заботилась бабка Блажных, пусть у нее и было много детишек, Боярцева она любила больше всех за кроткий нрав и способности к искусству. Все стены захудалого их жилища были увешаны деревенскими пейзажами Феликса. Степа же, умевшая и на баяне сыграть, и песню агитационную спеть, и стих патриотический рассказать, быстро добилась успеха и уважения в местном клубе. За заслуги Степе был выделен отдельный дом, куда они с сыном переехали вместе с семейством Блажных. Все пророчили Феликсу великое будущее, но тот был горазд только афиши, карикатуры и плакаты клепать. Когда же его призвали в армию, то в клуб Сибирского полка сразу начали набирать бойцов на должность художника. Много было желающих, но подходил на эту роль больше всех Боярцев. 

В том же клубе Феликс встретил свою любовь, зеленоглазую кассиршу Соню, при виде которой он не мог вымолвить ни слова. Кто не верит в любовь с первого взгляда, тот не видел сцену их знакомства. Довольно быстро молодые сблизились настолько, что девушка забеременела, и была отправлена новоявленным женихом в свой родной дом в лесном хозяйстве. Там ее радушно приняли Блажные, а Степа же совсем пропала, отправилась на фронт сестрой милосердия, да и след ее простыл. 

Однажды Феликс встретил Зеленцова у клуба, и тот сразу напросился работать  истопником у художника, Боярцев не смог ему отказать. Но работать Зеленцов долго не стал, практически сразу начал собирать у себя за печкой картежников, устраивать пьяные дебоши, пока его поймал капитал Дубольт, с которым завязалась драка. Вот так пьяница попал под трибунал, а судить его назначили генерала Анисимовича.  

Всех солдат в тот день сняли с учений и повели на показательную порку в клуб. Пока зачитывались подробности дела, каждый боец понимал, что вполне мог 

оказаться на месте преступника. Зеленцов вел себя нарочито развязно, дерзко и был поддержан свистом из зала, но генерала просто так не возьмешь, он пригрозил скамьей подсудимых всем, кто мешал вершить правосудие. И шум утих, зачитали приговор: преступник отбывает наказание в штрафной роте со сроком в 10 лет. Зеленцов впал в безумие, он угрожал, кидался на генерала. 

Глава 9: Проблемы в армии

В землянку к Щусю пожаловал Скорик на долгий разговор, они опрокинули по стакану и принялись обсуждать дела армейские. Вспомнили суд, после которого с новобранцами стало еще сложнее управляться, про прибавку к пайку, после которого весь полк по кустам бегает, про слепоту, возникшую у солдат от нехватки витаминов. Скорик сообщил, что начались в округе воспитательные расстрелы, а потому настоятельно просил угомонить своих подчиненных, чтобы повода не было. 

Разговор зашел о том, что оба этих солдата, казалось бы, враги, да душа их просится на фронт, ведь их ничего на свете не держит, ни родителей, ни детей у них не было. 

Глава 10: История Лешки

Дежурство на кухне выпало первому взводу, для солдат это было праздником, потому как какой бы скудной ни была еда, все же забить желудок ею можно было. От новой машины для чистки картошки отказались в пользу простых ножей, ведь по-старинке овощ избавляется от кожуры эффективней. Лешка Шестаков был назначен ответственным за соблюдение порядка на кухне, он честно заработал свой кусок хлеба, не воровал, всю работу выполнял по совести. Своей горбушкой он поделился с Боярчиком, которого после суда выгнали из творческой обители, из армейского клуба. 

Из-за лярда, какого-то химического жира, добавляемого в похлебку, все те, кто дежурил на кухне, постоянно бегали на опушку. Шестакову рассказали, что лярд делается из каменного угля, и никакой пользы от него нет. 

Яшкин, вечный надзиратель, застал спящих бойцов на складе с картошкой,  разъяренный, он бросился пинать лежащих, Лешка не выдержал, ударил его по лицу железякой. Казахи предупредили жолдаса Шестакова, что не забудет обиды  начальник. Но Яшкин постыдился писать рапорт. 

Лешка вспоминал о своем беззаботном детстве, об угрюмом отце, с которым почти никогда не разговаривал. Суровый глава семьи поселился на Оби, взял в жены слабую здоровьем девушку, мать Лешки, построил вдали от деревни хату и баню, презирал советскую культуру и восхваление пролетариата. Жил он обособленно не только от соседей, но и от семьи, пропадал месяцами на рыболовле, а когда приходил, то бросал на пол выловленную рыбу и узелок с деньгами. А вид у него с каждым разом был все мрачнее. Единственное ласковое слово от отца Лешка слышал только в бане, когда Павел приказным тоном велел есть ему побольше, а то совсем исхудает. Однажды зимой отец не вернулся, рыбаки сказали, что потонул он вместе со своей бригадой. 

После смерти старшего Шестакого мать ушла работать на рыбокооп, на сыне же  осталось хозяйство, хоть и мал он был, да все, детство кончилось. В дом к ним  зачастил один из рыбаков, Герка за Антониной ухаживал, пригрозил Лешка матери, что если она с ним жить будет, то он домой не вернется. Но обещание свое он не сдержал, крепко обосновался новый жених в хате у Шестаковых. Был он красив, голосист и романтичен, а потому любая женщина не устояла бы перед ним. 

Вскоре родились у Лешки сестры, Зоя и Вера, которых беззаботные родители  сплавили к деду с бабкой на попечение. И все же какие-то родственные чувства  эти белокурые темноглазые веселушки вызывали у старшего брата. Они любили его, и были любимы в ответ. Герку отправили на фронт в качестве военного руководителя, почти сразу он  обзавелся несколькими орденами, за что очень гордилась им Антонина и дочкам  показывала. 

Периодически Лешке тоже писали письма сестры, коротко рассказывали, как живут, и спрашивали, как у брата дела, вот тогда теплело в груди у Шестакова. Однажды, еще до фронта, на приемном пункте Лешка познакомился с приемщицей Томой, та позвала парнишку к себе домой поболтать. Сразу было видно, что не только Шестаков, но и девушка засмущались друг от друга. Так и провели они всю ночь вместе, и не одну. 

Глава 11: Казнь дезертиров 

Ничего не помогало поднять боевой дух солдат, отчаяние наряду с ужасными условиями содержания ломало людей. Дошло до того, что двое рыжих бойцов Снегиревых ушли из военного лагеря. Спустя четыре дня, когда их уже объявили предателями Родины и трусами, парни сами вернулись в Сибирский полк, да не с пустыми руками. Много добра из дома они набрали, стали угощать лакомствами сослуживцев. Но не так весело они рассказывали о похождениях в родное село на личной беседе у Скорика, как в казармах. Больше рассказывал Еремей, а Сережа молчал в тряпочку, пока писали объяснительную. Увидев почерк бойцов, Скорик надеялся, что высшие чины проникнутся сочувствием к неграмотным, делающим в простых словах элементарные ошибки. Но милости рыжеволосым не оказали, приговорили к расстрелу. 

Все солдаты, как один, пытались скрасить последние дни Снегиревых, те, кто был повыше званием, чем рядовые не понимали, почему таким еще мальчишкам дали высшую меру наказания. Только один Яшкин, побывавший в мясорубке, знал, что порядок сейчас будут наводить самыми жестокими способами. 

Снегиревых привезли с целым конвоем на место исполнения приговора в окружении солдат, все еще теплящих надежду на спасение этих несмышленышей. Братья стояли, окоченевшие от холода, и сами не верили в то, что с ними происходит. Бойцы стояли в полном молчании, не смея шелохнуться, слушали, как зачитывают приговор.

Последняя фраза о том, что дело решено, обжалованию не подлежит, убило всякую веру в лучшее. Еремей перед тремя дулами автоматов пытался заслонить брата грудью, пока не отлетел от огня пуль. Убитых свалили в одну могилу, и тут же толпа новобранцев зашлась в безумстве и оскорблениях. После этих коротких минут всех потянуло блевать от увиденного. Все горевали по Снегиревым, кто одиноко пил в своей землянке, кто в окружении братьев по несчастью в казарме, кто молился за усопших.

Автор: Мария Дмитрук