Краткое содержание повести «Портрет» по главам и частям (Н.В. Гоголь)

Краткий пересказ повести «Портрет» поможет Вам освежить в памяти основные события произведения, а также найти идеи и мысли для сочинений и других заданий. Сюжет книги, пересказанный Многомудрым Литреконом в сокращении — это подробный и точный материал, с которым Вы можете быть уверены, что знаете главное о содержании «Портрета».

Часть 1

На Щукином дворе располагалась картинная лавочка, пестрящая разнообразием пейзажей и портретов и привлекающая внимание всех прохожих. Так привлекла она и гуляющего мимо художника Чарткова. Сначала он насмехался над некоторыми уродливыми полотнами, потом заинтересовался и долго разглядывал. Уйти, ничего не купив, было как-то совестно, и он стал искать, авось и отыщется что-нибудь стоящее. На глаза ему попался портрет мужчины в больших позолоченных рамах. Лицо изображенного старика в азиатском костюме было чахлым, но глаза его поражали: они глядели из самого портрета странной живостью. Портрет, казалось, был не дописан, но виделась рука большого художника. Сторговавшись, неожиданно для себя, Чартков купил портрет и понес его домой, недоумевая: «Зачем я его купил? На что он мне?»

Уже в темноте добрался он, наконец, в свою квартирку на Васильевском острове. Слуга Никита впустил его, раздел, сообщил, что свечей нет, и что приходил квартальный, так как за квартиру не плачено.

Чартков был художник с талантом, но очень нетерпеливый и увлекающийся. Стараясь следовать пророчеству профессора, он старался заниматься искусством и не браться за модные пейзажи, что делало его, как истинного художника, голодным. Денежный вопрос мучал его, он подумал, зачем же он корпит над этими ученическими картинами, если давно мог бы как многие писать на заказ и быть при деньгах? Только он произнес эту мысль, как вдруг почувствовал ужас и страх: чье-то лицо глядело на него из-за поставленного холста. Это был портрет. Чартков успел уже позабыть о нем, и теперь страх оставил его, и он принялся протирать картину, рассматривать, восхищаться тем, как она написана. И снова он обратил внимание на глаза: они будто выделялись, нарушали гармонию. Они были слишком живые. Они точно глядели на него.

Чтобы портрет не смущал его, Чартков закутал его простыней и лег в постель. Месяц освещал комнату, и художнику показалось, что живые глаза просвечиваются сквозь ткань. Он присмотрелся повнимательнее и обнаружил, что простыни уже не было, а старик с картины, действительно, смотрел на него. Вдруг старик зашевелился, оперся о раму и вышел из нее прямо в комнату Чарткова. Художник онемел, сердце от страха бешено забилось. Мужчина подходил все ближе, стуча ногами по полу, и нес в руках мешок, содержимым которого оказались несколько свертков с надписью «1000 червонных». Свертки вывалились из мешка, один из них закатился к кровати художника. Пока старик собирал их, Чартков успел схватить один, в надежде, что мужчина не заметит. Но тот собрал, что увидел, и скрылся за ширмой. Чартков стиснул сверток в руках – и проснулся.

«Неужели это был сон», — не мог поверить Чартков, но тут обнаружил, что не лежит в постели, а стоит перед тем самым портретом. Как он тут оказался, не помнил. И портрет был открыт, простыни на нем не было. Старик смотрел на него, слова начал двигаться, губы его вытянулись, как будто хотели высосать его – и Чартков снова проснулся.

«Неужели и это был сон». Он был в кровати, комната — в лунном сиянии, портрет — завешан, но тут он почувствовал, что в его руке сжимается что-то, и какое-то движение происходит под одеялом – и проснулся.

Стараясь избавиться от страха и наваждений, художник немного постоял у открытого окна и вновь отправился спать. Проснулся он поздно, с неприятным чувством и головной болью. Его мучал вопрос: это был сон или бред. Подошел к картине, сбросил простыню и долго вглядывался в нее. Все еще играли в воображении старик, мешок, свертки. «Боже мой, если бы хотя часть этих денег». В дверь постучали. Пришли квартальный и хозяин квартиры с настойчивым требованием заплатить, если не деньгами, то хотя бы картинами. Квартальный разглядывал холсты, переходя от одного к другому. Когда дошла очередь до портрета, и полицейский надавил на раму, чтобы приподнять, из нее вывалился синий сверток, и все услышали звон монет. Пораженный Чартков схватил его и, пообещав, что к вечеру уплатит, выпроводил гостей.

В свертке оказались, как и ожидалось, золотые деньги. Перед художником встал выбор: послушаться голоса разума и советов профессора, запереться на три года и рисовать не на продажу, чтобы стать мастером своего дела, так как о деньгах на этот срок можно не заботиться, или же поддаться порывам юности и купить себе все, о чем давно мечтал.

Увы, он выбрал второе. Сперва он оделся в новый фрак, накупил духов, снял шикарную квартиру на Невском, несколько раз бесцельно прокатился по городу в карете, наелся конфет и шампанского в ресторанах и кондитерских. У него появилось все, захотелось только последнего – славы, но и ее он купил, заказав о себе статью у взяточников-журналистов. Тут же, вслед за печатными похвалами, появились и устные, поехали заказчики.

Благородная дама заказала ему портрет дочери, пригласила его бывать. Теперь не думал он об обычной работе, а только ждал, пока раздастся звонок, и приедут к нему его прелестные заказчицы. Он творил воодушевленно, переносил на холст малейшие черты, которые только мог уловить, но за его работой следили, критиковали, просили изменить тут и там. Он повиновался, изменял черты, но с ними исчезало и сходство с оригиналом. Чартков отыскал у себя незавершенную головку Психеи и сообщил ей живые черты девушки, которых матушка не хотела видеть на настоящем портрете. Когда заказчицы приехали вновь, они застали художника как раз за этой работой, и остались ей настолько довольны, что купили именно ее, а не изначальный портрет. Их не особенно волновало, что это Психея, а не Lise. Дама показала этот портрет всем знакомым, и по городу снова пронеслась его слава: все тут же захотели свой портрет в улучшенном виде: кто решил стать Марсом, кто Байроном, Коринной или Ундиной. Чартков принимал всех, рисовал лишь отдаленно похоже и очень быстро, в результате чего сделался очень модным во всех отношениях.

Скорость и количество превратили его работу в обыденность, и вскоре кисть его стала тупеть, краски — холодеть, а из картин пропали оригинальность и индивидуальность. Сам же он начал стареть и толстеть.

Однажды он получил приглашение от Академии художеств приехать на выставку и дать суждение о новом художнике, что был, к слову, из старых его знакомых. Чартков прибыл в галерею, протиснулся сквозь толпу, увидел картину и замер. Это было настоящее произведение искусства, вобравшее в себя все: талант, красоту, гармонию, знания, опыт. От этого шедевра наворачивались на глаза слезы. Чартков стоял перед ней и не мог проронить ни слова, потом пробормотал что-то невразумительное и выбежал из залы.

Как мог он потратить годы своей юности, время учения и опыта на пустые развлечения? Как он мог загубить свой талант. Сделай он тогда правильный выбор, сейчас бы он писал еще лучше. Чартков приблизился к чистому холсту, собрал все силы и мысли, но все линии, мазки ложились посредственно, принужденно. Взбешенный художник приказал вынести из квартиры все последние его работы, «все эти модные картинки», и заперся в одиночестве в своей комнате, вновь погрузившись в работу. Снова ничего не выходило. «А точно ли был у меня талант? Не обманулся ли я?», — спрашивал он себя. Был талант, это он видел по всем ранним картинам, написанным в той лачужке на Васильевском острове. Он переходил от одной картины к другой, и тут почувствовал чей-то вперившийся в него взгляд. Это был тот самый портрет, купленный у лавочника на Щукином дворе. Он посмотрел на него и вспомнил всю историю, связанную с ним. Тут же приказал вынести его, но в памяти отпечатались эти талантливо нарисованные глаза.

Адская злоба поднималась в душе Чарткова каждый раз, когда он видел в чужой картине отпечаток таланта. Он скупал теперь все лучшие картины, не жалея денег, а купив и принеся домой, тут же уничтожал, рвал, резал их. Все запасы, все сундуки с золотом были опустошены на аукционах, но эта страсть и радость от разрушения приносили Чарткову особенное удовольствие.

К счастью для искусства, долго это продолжаться не могло. Припадки бешенства и страсти сменились горячкой и сумасшествием, глаза мерещились ему со всех сторон, комната расширялась. Больной ничего не понимал, слабые силы его истощились, и он умер.

Часть 2

Аукцион. Множество карет стояло у здания, огромная зала была полна людей, желающих купить произведения искусства. Одним из лотов, выставленных на продаже, оказался портрет немолодого мужчины. Посетителей поразила картина, в особенности необычная живость глаз. Многие захотели приобрести эту работу кисти, очевидно, большого художника; цена была огромная.

Вдруг один молодой человек вышел из толпы и сказал: «Позвольте мне прекратить на время ваш спор. Я, может быть, более, нежели всякий другой, имею право на этот портрет». Это был художник Б., известный многим из присутствующих. Все обратились в слух, внимая его рассказу.

Во времена царствования Екатерины Второй в Коломне, бедной части города под Петербургом, среди бедного населения иногда появлялись ростовщики. Был среди них один особенный: мужчина, немолодой, с выразительными глазами, носивший азиатский костюм. Особенность его состояла в том, что все люди, которым он давал в долг, заканчивали жизнь несчастливо и умирали при странных обстоятельствах. Б. привел даже примеры: юношу, который из молодого и состоятельного мецената превратился в сумасшедшего и умер в беспамятстве, и девушку, муж которой из любящего супруга резко превратился в ревнивого Отелло, но убил не ее, а самого себя. Было еще и множество примеров из низшего класса, но главным персонажем его рассказа был его отец.

Отец его был талантливейший художник-самоучка. Работал он за самую маленькую плату, необходимую лишь на пропитание, и никогда не отказывал в помощи другим. Мастерство его достигло таких высот, что ему поступали заказы даже из церкви. Одна из церковных работ была такова, что на ней должен был быть изображен дух тьмы. Отец думал, где бы найти ему подходящий образ, и тут столкнулся на улице с этим самым ростовщиком. Старик сам попросил его написать ему портрет, чтобы он «был как живой». Решив, что все прекрасно сошлось, они сразу договорились о цене, и на следующий день отец с кистями и красками уже был у ростовщика.

Чем дольше, чем точнее вырисовывал художник черты старика, тем тяжелее было у него на душе, какое-то тревожное чувство преследовало его. «Какая дьявольская сила», — думал он, но дал себе обещание довести работу до конца. Глаза эти уже вонзились ему в душу, и день ото дня становилось все страшнее. Он сказал старику, что не может продолжать, но тот умолял, говорил, что нужно кончить, это вопрос жизни и смерти. Отец был непреклонен. Утром ростовщик прислал ему портрет обратно, не дав за него ни копейки, а на следующий день умер.

С того момента художник начал меняться: стал нетерпим, строг, завистлив. Однажды, он писал работу на конкурс в церковь. Все признали, что в работах его много таланта, но «нет святости в лицах; есть даже, напротив того, что-то демонское в глазах». Отец бросился к своему холсту и обнаружил, что невольно дал всем лицам глаза ростовщика. В бешенстве он прибежал домой, разогнал детей, чуть не прибил мать, разломал мольберт и кисти и хотел уничтожить портрет ростовщика, но неожиданно вошедший приятель убедил его не портить лучшую из его работ, и даже забрал ее с собой.

После ухода друга, а точнее, портрета, отец почувствовал себя гораздо легче. Сам удивился своей зависти и отправился извиняться перед всеми, кого обидел. И работать он стал как раньше, легко и безмятежно.

Спустя время приятель, унесший картину, вернулся и сообщил, что в потрете том явно сидит нечистая сила, что и на него он действовал удручающе. Он не выдержал и продал ему какому-то собирателю картин.

Вслед за тем случились три внезапные смерти – жены, дочери и малолетнего сына; так что, как только исполнилось Б. девять лет, его отправил отец в Академию художеств, а сам постригся в монахи и больше не брался за кисти. Позже он удалился в пустынь, жил в одиночестве, изнурял свое тело, и когда, наконец, решил, что очистился, взялся писать Рождение Иисуса. Он писал картину год, не выходя из кельи, и она была божественно великолепна.

К тому времени Б. успел закончить Академию и собирался поехать в Италию, но перед тем должен был он получить отцовское благословение. Они не виделись 12 лет, поэтому не сразу признал он отца в седовласом старике ангельской наружности. Тот просил его посвятить всего себя искусству, изучить все, что только возможно, творить от души и дарить людям наслаждение. А если попадется ему на глаза эта дьявольская картина, он должен истребить ее, чтобы не приносила она вред людям.

На этом Б. закончил свой рассказ, и вся толпа повернулась, чтобы еще раз взглянуть на эти страшные нечеловеческие глаза. В том месте, где висел портрет, ничего не было. Кто-то украл картину, пока все внимание было направлено на рассказчика.

Автор: Анна Шиганкова